Подъем по лестнице дался мертвецу нелегко, дважды он чуть не рухнул, лишь чудом успевая зацепиться за поручни, оставляя на них глубокие следы от оставшихся ногтей. Одолев этот поистине героический путь, Роджер оказался прямо у двери в спальню. Она была чуть приоткрыта, и оттуда лился мягкий солнечный свет. Зомби остановился в замешательстве… Как она отреагирует, что он ей скажет, не лучше ли ему просто уйти? И если уходить, то куда? Из груди, было, снова вырвалось неясное урчание, но он сдержался и, взявшись за ручку, медленно потянул дверь на себя. Маргарет не спала. Все такая же прекрасная, она полусидела на кровати в своей любимой ночнушке, которая сводила Роджера с ума и читала книгу. Оторвала взгляд и посмотрела на него. Прямо в его покрытые мутной пленкой глаза. Сначала раскрыла рот от непонимания, затем выронила из рук книгу…
- Ммммаааааррррггггххх, - просипел Роджер, стараясь выговорить непослушным опухшим языком ее имя.

В ее глазах уже не непонимание, а страх. Ужас. Словно увидела худший из кошмаров наяву, хотя, возможно, так оно и было... Она не упала в обморок, но с тем невообразимым ужасом, который захлестнул ее, едва она увидела своего бывшего жениха, справиться было невозможно. Ее визг разорвал тишину, царившую до этого в доме. В Роджера полетела сначала книга, потом какие- то вещи с прикроватной тумбочки. Она не целилась, просто пыталась отгородиться от него. Женщина на секунду замолчала, потеряв весь воздух, но через мгновенье снова завизжала. Роджер попытался загородиться руками, в непонимании отшатнулся назад, попал правой ногой на лестницу и кубарем покатился вниз, ломая по пути кости, и рухнул на первый этаж бесформенной грудой гнилого мяса и костей. В ужасе, что Маргарет снова увидит его, он поднялся, выворачивая находу в нужное положение руки и ноги, проковылял к двери и вывалился, наконец, из дома, упав у порога…

Утреннее солнце добродушно освещало Шелтервилль, но Роджер будто и не замечал этот бесконечный источник жизни. Она больше не будет его. Никогда. Роджер судорожно втянул бесполезный воздух, ощущая внутри абсолютную пустоту, и приложил руку к груди. На мгновение ему показалось, что он что-то почувствовал, но это ощущение ушло также быстро, как и пришло. Тогда он аккуратно раздвинул мягкую плоть под ребрами и засунул руку внутрь себя. Несколько секунд Роджер обследовал свои внутренности, а потом сделал резкое движение и вырвал из груди свое сердце! Спокойно разглядел. Просто кусок черного, протухшего мяса. Роджер закрыл глаза. Так он пролежал несколько минут, уже не пытаясь собрать разбежавшиеся по разбитому черепу мысли... Дверь в дом оставалась открытой. Наверное, Маргарет боится увидеть его зде… Роджер отвлекся, услышав рядом с собой чье-то сопение, и открыл глаза. Прямо перед ним стоял… Тот самый пудель, мозги которого он так чудовищно съел в парке!

Никакой ошибки, разумеется, тут быть не могло: белая шерстка была испачкана кровью, одно ухо оторвалось, второе держалось на куске кожи, череп был проломлен, из пасти капала кровь, смешанная со слюной, а глаза были затянуты белесой пленкой. Собачка как то особенно преданно смотрела на Роджера. Мертвец протянул руку к животному, то с радостью облизало ему пальцы, слизывая гниль и оставляя кровавые подтеки с языка. Роджер медленно, но уверено поднялся, взял с земли свое сердце и сжал его. Раздался тошнотворный писк, из сжатого кулака пролилось немного черной крови. Зомби разжал пальцы и кинул сердце пуделю, который радостно поймал его в прыжке и начал грызть. Мертвец вытер пальцы о свою грязную одежду и улыбнулся. Вдалеке послышался вой полицейских сирен, но он не обратил на него внимания. Резким движением он вправил правую ногу, одернул костюм, поднялся по лестнице и прошел в дом, плотно закрыв за собой дверь…

Не в силах больше сдержать слезы, Ганс рухнул на колени и зарыдал. Он плакал как ребенок, стонал, тер свои глаза, размазывая грязь по всему лицу, мычал... Он тянул руки к женщине в белом, к этому прекрасному цветку на мертвом теле планеты, будто боялся, что это ему только кажется.
Она вспорхнула со ступеней и прижалась к нему. Она обнимала, стоящего перед ней на коленях, мужчину, гладила его голову, успокаивала, но он так и не смог остановиться. Ганс забыл обо всем на свете, он сгорел в этом аду и, подобно сказочному фениксу, восстал из пепла. Это она помогла ему.
-Как...? - прошипел солдат сквозь слезы. - Ка-а-ак...???
Она лишь улыбнулась, и нежно провела своей ладонью по его немытым, склеившимся от грязи, волосам:
-Виктория. Меня зовут Виктория, Ганс. Пойдем со мной.

Виктория крепко взялась за его плечи и попыталась поднять рыдающего мужчину. Плечи его вспыхнули невыносимой болью. Казалось, пальцы женщины проникли глубоко в его плоть, вгрызаясь в кости, дробя их на мелкие осколки. Ганс попытался вырваться из этого плена, дернулся от нее, стараясь защититься, но Виктория снова и снова давила его плечи в попытках поднять его. Он не понимал, откуда взялись у столь хрупкой, прекрасной женщины такие силы, но с каждым новым рывком от воли его оставалось все меньше. И вот он не выдержал и, несмотря на ужасную боль, попытался встать...
В тот же миг, как он расправив плечи, поднялся с колен, ушла и боль. Виктория снова была обычной, милой женщиной. Она улыбалась ему, и за эту улыбку можно было простить любые страдания. Снова она помогла ему, когда он уже отчаялся вернуться...

-Идем, Ганс... - она взяла его за руку и повела к двери. Каждый шаг давался солдату невыносимо тяжело, будто он шел по топкому болоту, ежесекундно боясь умереть, задохнуться в этой трясине, но такая теплая и нежная рука ее, была для Ганса спасительным маяком, указывающим безопасный путь сквозь это гиблое место. И вот он уже не чувствовал ни тяжести в ногах, ни усталости, ни гнева, ни печали. Оглянувшись, он увидал за собой закрытые двери штаба Движения. Он был внутри...
Но что-то изменилось с тех пор, как он был здесь в последний раз. В тот день, когда они с братом уходили на задание, в тот день, когда его брат был еще жив.
Не было ни выцвевших обоев, прикрывающих ужасные равные раны разрушенных стен, ни тусклых голых ламп, раскачивающихся, словно маятник в старинных часах. Вокруг стояла мертвая тишина.

И только тогда он осознал, на что указывали ему его мутные глаза. Ровный деревянный пол, без единой скрипучей доски, чистые стены с красивыми, белыми обоями, никогда не видевшими ни одной трещины или развода, ровные стены, великолепные лампы, в старинных резных абажурах. Как такое может быть, откуда все это? ОТКУДА?!?
Боясь нарушить эту идиллию, Ганс снял свои грязные сапоги, и открыв дверь, вышвырнул их наружу. Увиденное за дверью зрелище, настолько его шокировало, что он поспешил захлопнуть эту дверь, не дать этому проклятому гною прорваться внутрь и запачкать этот рай своей грязью.
Он шел, тихо шлепая босыми ногами по полу, а рядом с ним шла его Виктория. Они спустились в подвал, так и не встретив на своем пути ни одной живой души.
Закрываясь от солнца, бьющего прямо в его глаза сквозь окно, Ганс стоял перед высокой железной дверью.

Оттуда доносился тихий гул, как от работающего во всю мощь генератора. И от этого гула на душе у него становилось не спокойно. Он уже хотел уйти из подвала, подняться наверх, снова окунуться в эту чарующую красоту, но тут он снова почувствовал на своем плече теплую руку Виктории:
-Ты готов, Ганс?
-Д-да, готов...
-Тогда открывай, не медли - и она рассмеялась. Рассмеялась так, что ему снова захотелось плакать от переполнявшего все его тело счастья.
Взявшись за прохладную ручку двери, он слегка провернул ее и толкнул дверь. В ту же секунду весь этот шквал обрушился на него снежной лавиной, а через секунду ушей его достиг резкий звук выстрела.
Ганс рухнул на землю, прикрывая голову руками, но реакцией на это был лишь стройный хор живого, радостного смеха.
Подняв голову, Ганс увидел кабинет штаба, набитый людьми, такими же красивыми и молодыми, как его Вики. А посреди кабинета, за широким столом, сидел его брат.

Неверя своим глазам, Ганс принялся тереть их, до боли вдавливая свои пальцы себе под веки. Но отняв руки от лица, он снова глядел на брата, смеющегося, радостного, сияющего. На нем был новый камзол, а на плечах поблескивали большие, желтые звезды. В руках у него была бутылка шампанского, брызгавшая своей пеной прямо на стол.
-Ганс, ты живой! Как же я рад тебя видеть, брат! - он поднялся из-за стола, и одним движением оказался рядом с братом. Крепкие объятья заставили Ганса встать, и не отпускали его еще целую минуту.
-Да на тебе лица нет! Давай я проведу тебя в спальню. - и обернувшись к остальным прекрасным людям, он весело проронил - Продолжайте веселиться, друзья, теперь уже можно!

Ганс уже не понимал ничего вокруг. Он позволил брату отвести себя в комнату, раздеть и уложить на кровать. Он был счастлив, что брат его выжил, но что-то пугало его. Тем временем, брат его сел ему в ноги и пристально взглянул ему в глаза:
-Я так за тебя боялся... Мы побеждаем, брат, понимаеш? Побеждаем! Нам остался лишь один последний рывок! Послезавтра мы выступаем на рассвете, и навсегда покончим с этим ужасом! Но... - он вдруг осекся и опустил свои ясные глаза - Понимаеш, они захватили нашего отца. Мне удалось спастись, но они взяли его в плен.
Ганс дернулся, попытался вырваться из кровати. Он уже ничего не понимал. Он готов был схватить этого лжеца, порвать его на куски, вырвать его поганый язык, но он так устал... Он вспомнил отца, их могилу, цветы, которые он возлагал каждую неделю еще до войны.

-Это была ошибка. Они живы, понимаеш? Живы. Мы все живы, Ганс! - и будто в подтверждение его словам, в комнату тихо зашла их мать. В своем привычном старом платье, с седыми волосами, завитыми на затылке. Она улыбалась. Они все улыбались.
-Вон! Пошли прочь! Уходите! - закричал Ганс. Испуганные, они вышли из комнаты, не проронив ни слова, а Ганс лишь бессильно рухнул на кровать и заплакал.
В ту ночь он так и не смог заснуть. Гнева больше не было, радости тоже, осталась одна пустота... Как же так? Как такое могло случиться? Неужели, это и вправду была ошибка? Но ведь он видел их своими глазами! Мог слышать их голос, чувствовал их запах...
Уже под утро, Ганс достал свою тетрадь, и старательно вывел: ""Почти все. Завтра все это кончится. Завтра Я положу всему этому конец..."". И сам того не желая, он забылся глубоким сном. Снились ему прекрасный луг, яркое солнце и такие прекрасные люди, кружащиеся посреди луга в чудесном, завораживающем танце...