nefesh, Мой отец давно покинул наш мир, и его память попрошу не трогать, даже библейскими цитатами. Библия вообще такое произведение, которое не поддается однозначной трактовке

А я как православный мирянин люблю всех человеков, но ровно до той грани, переходя которую эти человеки станут недочеловеками, так что не надо эту грань пересекать, даже с разбега

Жили-были дед да баба,
Ели кашу с молоком,
Рассердился дед на бабу
Хлоп по пузу кулаком.
Баба не стерпела,
В подпол улетела.
А в подполье был бурак,
А кто слушал, тот дурак.©

Одно к одному — и серьгу потеряла,
И глупый кошак разодрал одеяло,
И дождик, и зонтик забыла в маршрутке,
И ты не звонишь мне четвертые сутки,
И боль не прошла, и латынь не дается,
И даже мартини не очень-то пьется,
И вечер встречает холодной постелью,
И ты не звонишь мне вторую неделю —
И вот, все из рук начинает валиться:
И кончились деньги, и мама в больнице,
И снова меня на работу не взяли,
И ты предлагаешь остаться друзьями…
Но все пустяки: и работа найдется,
И деньги найдутся, и мама вернется,
И лето начнется по полной программе,
И будет гораздо теплей вечерами.
Я выучу триста стихов на латыни,
Приму анальгин, растворенный в мартини,
И зонтик куплю, и зашью одеяло…
Обидно одно: что серьгу потеряла…
К сожалению не знаю автора

он так ее мучит . Д.Быков

Он так ее мучит, как будто
растит жену.
Он ладит ее под себя — под
свои пороки,
Привычки, страхи,
веснушчатость, рыжину.
Муштрует, мытарит, холит,
дает уроки.
И вот она приручается —
тем
верней,
что мы не можем спокойно
смотреть и ропщем.
Она же видит во всем
заботу о
ней.
Точнее, об их грядущем.
Понятно, общем.
Он так ее мучит, дрючит,
костит, честит,
Он так ее мучит —
прицельно, умно,
пристрастно,
Он так ее мучит, как будто
жену растит.
Но он не из тех, кто
женится,
— это ясно.
Выходит, все это даром:
"Анкор, анкор",
"Ко мне, ко мне," —
переливчатый вопль
тарзаний,
Скандалы, слезы, истерики,
весь декор,
Приходы, уходы и прочий
мильон терзаний.
Добро бы на нем не
клином
сошелся свет
И все сгодилось с другим,
на
него похожим;
Но в том-то вся и беда, что
похожих нет,
И он ее мучит, а мы ничего
не
можем.
…Но может быть, вся
дрессура идет к тому,
Чтоб после позора, рева,
срыва, разрыва
Она дорастет и станет
равна
ему,
А значит — непобедима,
неуязвима?
И все для того, чтоб
отринув
соблазн родства,
Давясь слезами, пройдя
километры лезвий,
Она до него доросла — и
переросла,
И перешагнула, и дальше
пошла железной?..
А он останется —
треснувшая
броня,
Пустой стакан,
перевернутая
страница.
Не так ли и Бог испытывает
меня,
чтоб сделать себе
подобным
— и устраниться,
Да все не выходит?..
(с) Д.Быков

/Падшим ангелам/

Сквозь застывшие звуки
Пробирается осень
Небо кару отложит
Порешав все за нас
Обратив крылья в руки
Он прощенья не просит
Он уже не поможет
И уже не предаст
Стелы в небо уйдут
Променяв на излете
На тугой кошелек
Божию благодать
Наши ангелы живут рядом в доме напротив
Но больше не умеют летать
Заболит тишина
Не рассказанной сказке
И распахнутый ветер
Не заглянет в окно
Она также нежна
Она также прекрасна
И пока еще пьет
Дорогое вино
Но смотри продают
Вон на том повороте
Те цветы, что лишь внешне
Не успели завять
Наши ангелы живут рядом в доме напротив
Но больше не умеют летать
И когда мы постигли
Всю суть карнавала
Вся свеча догорела
И кончился свет
Я все пил эту дрянь
И мне все было мало
А ты в миг постарела
На тысячу лет
Нас не скоро найдут
Мы красиво уходим
Перед смертью успевши
Друг друга обнять
Наши ангелы живут рядом в доме напротив
Но больше не умеют летать

(Автор - А. Костюшкин.)

*
Рыцарей напрасно мчали кони.
Принцев презирала, все – повесы.
Будучи неправильной принцессой
С детства я мечтала о драконе.

Грезила, с какой весёлой злостью,
Наводящий ужас, темнокрылый,
Он сожжёт к чертям весь двор постылый.
Захрустят обугленные кости
Тех, кто нанести посмел обиду,
Говоря, что это невозможно.
По костям легко и осторожно
Я сама к нему навстречу выйду.

Дни упрямо складывались в годы.
Во дворце - пиры, интриги, казни…
Шут - проклятый карлик, снова дразнит -
«Видимо, нелётная погода!»
Что случилось с ним, никто не понял -
Умер прямо посреди веселья.
Знала я рецепт старинный зелья.
Не шути – не будешь похоронен.

Эстафету приняла гранд-дама -
Распускала сплетни, но не долго.
Быстро ведьма старая умолкла,
Тихо умерла. В постели прямо.
Умирал любой, кто усомнился,
Смертью часто неопределённой.
Продолжала верно ждать дракона,
Зная, что дракон бы мной гордился.

К счастью женихи не донимали.
Принцы королевства сторонились -
На соседских дочках всё женились.
Да и Рыцари коней не гнали.
Мой отец был страшно недоволен -
Не на кого будет трон оставить!
Сына нет и это не исправить,
Потому что стар уже и болен.

Я ж его надежд не оправдала.
Довела, что от меня отрёкся.
Пару дней спустя папаша спёкся.
По нему я сильно не рыдала.
Понаехали дядья и тётки.
Началась грызня, кто будет править -
Кто кого заколет, иль отравит,
Иль любя посадит за решётку.

Ну а мне, сочтя, что не опасна,
Предрекли монашескую келью,
Но об этом скоро пожалели.
Пострига не стала ждать напрасно:
Ключницу тихонько задушила,
Двери в замке накрепко закрыла,
И горящий факел обронила.
Все проблемы разом порешила.

Долго крики слышались и стоны…

Едкий дым вдыхая пепелища,
Будучи уже простою нищей,
В небе я увидела дракона…


*/Сестра Риммовна/

Автора не знаю. /

Подростки били ветерана,
Старался каждый, кто, как мог.
Он не кричал, не звал охрану,
Он прикрывать старался раны,
Лежал и сдачи дать не мог...
И он в крови, в грязи валялся
Средь бела дня на мостовой
И повторял: «Я им не сдался!
Живой, живой опять остался,
Как в сорок первом, под Москвой!»
Проснулся он сегодня рано,
Он в день победы спать не мог,
Он шёл на встречу ветеранов,
Чтоб тяпнуть с ними по стакану
И вспомнить вёрсты тех дорог...
Но на углу, у остановки,
Он трёх подростков увидал,
От них разило пивом, водкой,
И вдруг один, что был с бородкой,
« Хай Гитлер!»,-- громко прокричал.
И началось у них веселье,
Загоготали во все рты,
А ветеран через мгновенье
К ним подошёл и, так с презреньем,
Ему сказал: «Подонок ты!»
А тот поднял свой толстый пальчик
И у виска им повертел,
Ты что, мол, божий одуванчик:
« Иди-ка ляг на свой диванчик,
Или по морде захотел?!»
Они уже с утра поддали:
Пивко, водяра, коньячок,
Пошли на улицу, гуляли
И приключения искали,
И вот попался старичок...
Таких они уже видали:
Не брит, не стрижен, словно бомж,
Без орденов и без медалей,
В каких-то стоптанных сандалиях,
На ветерана не похож...
А он был правда без медалей,
Их не надел себе на грудь.
Глаза совсем слепыми стали,
Да и суставы подкачали,
Не смог колодку пристегнуть...
Да были ни к чему награды,
Свои-то знают, что герой,
Что воевал всегда, как надо,
Что сквозь огонь и канонаду
Был первый на передовой...
был первым он не мог иначе,
Вторым он с роду не бывал.
Не нажил он квартиры, дачи
всю жизнь на стройке проишачил
и в коммуналке проживал.
И хоть на пенсии не сладко,
И можно ноги протянуть,
Порою плакал он украдкой:
«Взять водки не на что в палатке,
Друзей погибших помянуть
Но он солдат и ДЕНЬ ПОБЕДЫ
Святой был праздник для него!
Он забывал про боль, про беды,
Про коллективные обеды,
Так унижавшие его!
И вдруг хайл Гитлер! Эта фраза,
опять нависла над Москвой,
-Враги, и он не ждя приказа,
собрав в кулак все силы сразу,
рванулся как когда-то в бой!
Побитый он лежать остался,
А люди мимо шли гурьбой:
«Смотри, лежит, опять нажрался,
Хотя бы в праздник постеснялся,
Хотя бы в этот день святой!»
Те три подонка убежали,
Смотреть поехали салют.
«Ура!» на каждый залп кричали.
Себя героями считали,
Авось ещё кого побьют.
А дед очухался немного,
Поднялся на ноги солдат,
Но, рухнув, отдал душу богу,
Пошёл в последнюю дорогу,
Там догонять своих ребят....

Владимир Маяковский

"ВОТ ТАК Я СДЕЛАЛСЯ СОБАКОЙ"

Ну, это совершенно невыносимо!
Весь как есть искусан злобой.
Злюсь не так, как могли бы вы:
как собака лицо луны гололобой —
взял бы
и все обвыл.

Нервы, должно быть...
Выйду,
погуляю.
И на улице не успокоился ни на ком я.
Какая-то прокричала про добрый вечер.
Надо ответить:
она — знакомая.
Хочу.
Чувствую —
не могу по-человечьи.

Что это за безобразие!
Сплю я, что ли?
Ощупал себя:
такой же, как был,
лицо такое же, к какому привык.
Тронул губу,
а у меня из-под губы —
клык.

Скорее закрыл лицо, как будто сморкаюсь.
Бросился к дому, шаги удвоив.
Бережно огибаю полицейский пост,
вдруг оглушительное:
«Городовой!
Хвост!»

Провел рукой и — остолбенел!
Этого-то,
всяких клыков почище,
я и не заметил в бешеном скаче:
у меня из-под пиджака
развеерился хвостище
и вьется сзади,
большой, собачий.

Что теперь?
Один заорал, толпу растя.
Второму прибавился третий, четвертый.
Смяли старушонку.
Она, крестясь, что-то кричала про черта.

И когда, ощетинив в лицо усища-веники,
толпа навалилась,
огромная,
злая,
я, стал на четвереньки
и залаял:
Гав! гав! гав!

1915

Gillia

ДРУЖЕЛЮБНЫЙ МИР

Любовь затёрта до дыр
А я принимаю тебя на ночь
Со стаканом воды
Веди себя так, чтобы не остыть
Среди условий простых
Лопнув под давлением
Так страшно в структуре недоверия
Но нам велено выпить до дна эту ёмкость
И это сопротивление
Нас связали карандашной линией
По плате в реальном времени
И мы ещё поплатимся
Проявлением садизма при фотопечати
И печальной любви на кухонной скатерти
У любого сердца оседают стены
Будем контакт есть с теми
Кто есть на голубой планете
Ведь похоже нас приручил тот, кто не ответит

Бесконечный космос, а нам тесно, как в желудках рыб
Но мы сидим ровно и смирно
Смеркается от улыбок
Спасибо, за этот дружелюбный мир

Бесконечный космос, а нам тесно, как в желудках рыб
Но мы сидим ровно и смирно
Смеркается от улыбок
Спасибо, за этот дружелюбный мир

Мир... Выдавленный как из тюбика
Мир... И не суть кто кого не любит
Ведь вместо еды - песок
Космонавты умудрились повеситься в невесомости
Мир... Созданный для слабых
Никто не изобрёл велосипед космических масштабов
И столько в дырках шапок
А в петле с улыбкой удушилась жаба
Самодеятельная самодельная
Постановка этого действия
Самодовольный критик
Плюет в зеркало заднего вида

Бесконечный космос, а нам тесно, как в желудках рыб
Но мы сидим ровно и смирно
Смеркается от улыбок
Спасибо, за этот дружелюбный мир

Бесконечный космос, а нам тесно, как в желудках рыб
Но мы сидим ровно и смирно
Смеркается от улыбок
Спасибо, за этот дружелюбный мир...

Я, вообще-то, неплохо живу:
В моей жизни - достаточно соли,
Есть счастье,
мечты,
любовь
И немножко боли.

...Я всего лишь стручок фасоли...

У моей надежды пробито
И залатано временем днище;
Я знаю,
я не меняю
мир
И не делаю чище.

...Я всего лишь стручок фасоли...

Говоря откровенно, бульон моих чувств
Не густ и довольно кисл
И, кажется,
мой единственный
смысл:
Беречь свои мысли-плоды
(под унылой зелёной шкуркой)

...Я всего лишь стручок фасоли...

Что внутри - белые, красные?..
Буря, отлив или штиль?
Может,
ещё
недозревшие?
Может, гниль.

...Я всего лишь стручок фасоли...

Что снаружи? Зелёная шкурка
И такие же точно вокруг:
Ты сам
не заметишь,
как ты
Потеряешься вдруг.

...Мы всего лишь стручки фасоли...

И никто не увидит красные
Или белые, или штиль:
Не раскроешься
ты
и останется
Только гниль.

...Мы всего лишь стручки фасоли...

Но, если тебе хватит смелости
Не загнить в тишине,
Можно
собраться
с силами,
Прорасти в новом дне.

...Мы всего лишь стручки фасоли...

Константин Бальмонт

В ТЮРЬМЕ

Мы лежим на холодном и грязном полу,
Присуждённые к вечной тюрьме.
И упорно и долго глядим в полумглу:
Ничего, ничего в этой тьме!

Только зыбкие отсветы бледных лампад
С потолка устремляются вниз.
Только длинные шаткие тени дрожат,
Протянулись - качнулись - слились.

Позабыты своими друзьями, в стране,
Где лишь варвары, звери да ночь,
Мы забыли о солнце, звездах и луне,
И никто нам не может помочь.

Нас томительно стиснули стены тюрьмы,
Нас железное давит кольцо,
И как духи чумы, как рождения тьмы,
Мы не видим друг друга в лицо!

Александр Вертинский

Ненужное письмо

Приезжайте. Не бойтесь.
Мы будем друзьями,
Нам обоим пора от любви отдохнуть,
Потому что, увы, никакими словами,
Никакими слезами её не вернуть.

Будем плавать, смеяться, ловить мандаринов,
В белой узенькой лодке уйдем за маяк.
На закате, когда будет вечер малинов,
Будем книги читать о далёких краях.

Мы в горячих камнях черепаху поймаем,
Я Вам маленьких крабов в руках принесу.
А любовь — похороним, любовь закопаем
В прошлогодние листья в зелёном лесу.

И когда тонкий месяц начнёт серебриться
И лиловое море уйдёт за косу,
Вам покажется белой серебряной птицей
Адмиральская яхта на жёлтом мысу.

Будем слушать, как плачут фаготы и трубы
В танцевальном оркестре в большом казино,
И за Ваши печальные детские губы
Будем пить по ночам золотое вино.

А любовь мы не будем тревожить словами
Это мёртвое пламя уже не раздуть,
Потому что, увы, никакими мечтами,
Никакими стихами любви не вернуть.

Лето 1938
Циндао